Женщина в каменных одеждах бродила по лесу у склона горы в поисках нужных трав. Статная, смиренная и спокойная - даже ее тяжелое платье перемещалось плавно и мягко по земле, словно врастая в нее. И это умиротворенное настроение было во всех прилежащих территориях горы до ближайших рудников. Там, где бесконечных грохот каменоломни заглушал тихое дуновение ветерка, обосновалась небольшая колония. Хозяйка медной горы нередко наведывалась туда, обратившись в ящерицу, чтобы наблюдать за работой мужей. Почти все они были изгнанниками - воры, убийцы, дезертиры и нахлебники - неугодные королю люди, которых он не может казнить, но и содержать за налоги честных граждан не намерен. И так добыча камня стала каторжными работами для отбросов общества. Этим людям колдунья иногда наведывалась, чтобы хоть немного облегчить их страдания, к которым прикладывает руку один мужчина. Его именуют шерифом Ноттингемским, а рядом с громких именем ходит дурная слава. Пусть его сослали на рудники не бить камень, а контролировать рабочих, но он являлся таким же изгоем, которому едва ли удастся вернуть себе добрую славу и заполучить честное имя. Уже несколько недель шериф измывается над каторжниками, избивая провинившихся в чем-либо до полусмерти. Оставлять это просто так было нельзя, а потому несколько раз Хозяйка наведывалась к надризателю во сне, шепча на ухо колдовские слова. Она забирала себе один из ночных снов жестокого мужчины, чтобы сделать его кошмаром, наполненным жуткими образами и тайными посланиями, которые невозможно понять, но можно лишь чувствовать. Хозяйка стремилась занять мысли надзирателя, становясь его наваждением. Уверенная в собственных силах и методах, она знала, что придет время, и шериф захочет найти ее, ведомый нездоровым интересом и преследуемый образами из снов наяву. Она наблюдала за ним днем, стоя позади, то тихо смеялась, заставляя его обернуться и на мгновение позволяя увидеть иссиня-черную косу и блеск ярких и холодных глаз , то растворялась в камне прежде, чем он успеет зацепиться взглядом. Иногда она играла с ним, изумрудного окраса ящеркой пробегая по ладони, когда погруженный в свои мысли шериф рукой касался камня или земли.
Она выжила чего-то. Это необъяснимо  непостижимо даже ей самой - нужен был тот самый момент, чтобы появиться перед мужчиной. Верные время, место и обстоятельства, и угадать их было сложно. Горная колдунья вышла из каменных стен свежим октябрьским утром, когда холодное осеннее солнце пробивалась сквозь еще не опавшую, уже почти мертвую листву, а мягкий ветер был не в силах ее сорвать. Женщина направлялась к маленькой, быстрой реке, что скрывалась за густым кустарником и замерла, едва отодвинув рукой упругие ветки можжевельника и увидев склонившегося над водой шерифа. Очевидно, он был слаб. К жизни в горах необходимо приспособиться, и для тех,к то впервые надолго остается на высокой местности, этот процесс оказывается мучительным. Многие отчего-то рвутся к горным источникам, считая, что целебная вода сможет излечить неожиданно охватившую горную болезнь, но все попытки оказываются тщетными. К здешнему холодную и разреженному воздуху просто нужно привыкнуть. Она мягкой поступью подходит к незамечающему ее мужчине и садится на камень, позади его. Ящерки шуршат пожухлой травой под ногами и все норовят подобраться к мужчине. Хозяйка бросает на них грозный взгляд и, приставив палец к губам, тихо шипит на своих юрких воинов, чем привлекает внимание и шерифа.
- Не раздави мое войско, - громко произносит колдунья, скаля в широкой улыбке зубы, - Тебе и одно шагу хватит, чтобы поранить их. Тронешь, хоть одну - будет тебе великое горе, - она склоняет голову на бок, устремляя тяжелый взгляд голубых глаз на мужчину, а десятки ящерок мечутся вокруг ног надзирателя, не позволяя сделать и шагу. Она подставляет руку пролетающей мимо птице, и птенец едва устраивается на пальцах женщины, когда она медленно от лап до холки обращает его в камень и ставит маленькую статую встрепенувшейся овсянки на камень, - Что же ты даром на девичью красу смотришь? - забвенно любуясь своим творением, произносит она, поглаживая каменное оперение птицы, - За то золотом платят, - она скрывает в ладонях птицу, а затем резко раскрывает их, и ожившая пташка улетает прочь от рук колдуньи, - Ну что, признал меня?
Один старый волшебник научил ее, что во сне разум человека открыт гораздо больше, чем в сознании, а потому проникнуть в его голову гораздо проще. И женщина активно пользуется полученными знаниями. В конце концов, на то, чтобы развить в себе отсутствующие способности к ментальной магии, у нее было больше полувека. За эти годы она свела с ума свои шепотом не одного мужчину, некоторых заставив наложить на себя руки. Бессердечная, - крикнула бы в лицо колдунье любая женщина, оставшаяся без кормильца. И была бы тысячу раз права. У каменной девы в груди было пусто, ее сердце, о котором она даже не вспоминала, могло быть сейчас в любом из тысячи миров в руках у самого страшного из всех существующих - у Смерти. Потому все поступки Хозяйки были совершены не по зову сердца, а по расчету и, как она уверяла себя, по чести. Ее всегда опьяняла власть в любых ее проявлениях, а ее способности, при хорошо развитой фантазии, позволяли эту власть над людьми получить. И вершить, как ей всегда казалось, правосудие. Угрызений совести Малахитница никогда не испытывала, будучи уверенной в своей правоте, да и не было смельчака, который хотел бы убедить ее в обратном.